Mieczysław Basaj Warszawa.
Wśród zainteresowań kulturalnych Karola Czapka ważne miejsce zajmują zagadnienia filologiczne i zgoła lingwistyczne. Vševed, jak iro — nicznie przezwał Czapka Arné Novak (1), nie mógł oczywiście znać późniejszych kierunków lingw istyki, ale wyprzedził lingwistów w socjo—
logicznym rozumieniu jeżyka oraz w pragmatycznych aspektach posłu—
giwania się nim.
W artykule zatytułowanym "Kdybych byl lingvistou" z 1935 roku, który otwiera tom esejów lingwistycznych Czapka pt. " V zajetí slov"
(2), podkreśla znaczenie lingw istyki jako krytyki społecznej, tj. diag—
nostyki, zwracającej uwagę na skazy w myśleniu społecznym. Pisze tam m. in.: "... domnívám se, že dosud nejsme lingvisticky tak daleko, aby—
chom dovedli analyzy a k ritik y feči užit к analyze a kritice lid i a jejich predstav, mínéní, nazorû, spolecenskych atidud, kulturních a politickÿch soustav a tak dale." (3).
Za konieczne uważa zwłaszcza analizę języka demagogii. Tamże pi—
sze: "B yło by możno dojit jazykovou analÿzou к diagnosticē demagogie.
Z jistilo by se nepochybnë, že demagogie musi byt po strànce feči ná—
zorná a pfitom pokud możno nepfesná; musi jít snadno do hlavy, ale nesmí pfiléhat к faktûm, aby se pod její formulace dalo subsumovat со nejvíce rûznÿch náhledű, zájmú a pfedstav. Její zfetelné prostredky jsou mnohovÿznamnost a citová barva slov, pfeména myślenek v ustá—
lená hesla a rychły spád, kterÿ unaši posluchače nebo čtenafe pres vy—
slovene nejasnosti nebo nesrovnalosti a tak dále". (4Ì
Czapkowi chodziło tu o świadomość narodu, o Krytykę ówczesnego parlamentaryzmu czesko—słowackiego, a w latach trzydziestych także jego analiza frazesu. Frazes uważał za szkodliwy i niemoralny; opiera się on na przesadzie, jest więc zwyczajowym i już nie uświadamianym sobie kłamstwem, namiastką myślenia, uczucia i przekonania. Słusznie uważał, że "Kdyby nebylo frázi, nebylo by demagogie, nebylo by vefej—
nÿch lżi a nebylo by tak lehko dëlat politiku počinajic retorikou a končic vraždēnim národú". (5) Sam władając po mistrzowsku językiem
00050952
dostrzegał jego spłycanie i sztuczność. Destrukcyjne oddziaływanie widział w języku publicystycznym, politycznym i urzędowym. Uważał, że nieznajomość faktów i pośpiech u dziennikarzy wpływa na niechluj- stwo językowe przejawiające się m. in. w używaniu wyświechtanych połączeń wyrazowych. W języku polityków już w latach trzydziestych dostrzegał on fałsz "s fatalni potfebou všecko pfepinat a zveličovat".
(6) Język urzędowy nazywał wprost "smēšnou a désivou nestvûrou".
Ostrzega! przed niebezpieczeństwem zagrażającym przede wszystkim językowi mówionemu. Wskazywał na fakt, że często szkoła przyczynia się "k frázovitosti a chátrání jazyka". Nie trzeba przypominać, że było to na wiele la t przed teorią nowo—mowy G. Orwella.
Istotę ustalonych połączeń wyrazowych analizował Czapek kilka—
krotnie, m. in. w esejach Fráze, Nadsázka, Filozofie fráze, Morálka frá - ze. Próbuje przede wszystkim ustalić, w jakich warunkach frazem przekształca się we frazes. (7) Zdaniem Czapka przekształcanie frazemu we frazes oparte jest na fałszu. Pisze tak: ,,Fráze není ustálené rčeni, ale ustálené lhání. Fráze je habituální a zmechanizovaná neupfímnost." (8) Frazesy cechuje przesada; wyolbrzymiają one wszystko, czego dotykają.
Ilustruje to m. in. na przykładzie wyrazów sedlak i nepritel. W yrazy te oznaczają coś tak konkretnego, że tylko przy pomocy przym iotnika mogą być przejaskrawione, tzn. musi stać się coś takiego, aby każdy z tych wyrazów stracił "své vécné ostri a mohlo se jím házét jako pouhou verbální figurou". (9) Przykładowo do wyrazu sedlák proponował dodać nás, cesky, л a i ceskÿ, nás uvëdomëlÿ, a do wyraz nepritel np. zavily, s ver epÿ, odvëkÿ.
Czapek frazes uważa za wyrażenie obrazowe, które wymyka się kontroli zgodności z faktam i. Oto jego opinia: "Protoże fráze se prezen—
tuje jakožto rčeni vice méné obrazné, má pfedem dáno jakési neotické alibi: vymyká se kontrolé, zda odpovídá faktûm . Ale na druhé strané, ježto každa pofádná fráze je omletá, bēžna a absolutni, nelze ji vydávat ani za hodnotu esteti ckou, za krásnou fikci a vÿplod ciré fantazie." (10) I dalej: "Fráze není ani vyrazem skutečnosti ani projevem obraznosti; je nereální a pfitom bez fantazie; nevycházi ze skutečnosti ani z ducha, ale podvrhuje obé pouhÿmi slovy." (11) Frazesu nie można demaskować jako pomyłki lub nieprawdy. Jest on poza prawdą i poza kłamstwem.
Żadne oszustwo, żadna bezmyślność nie korumpuje ludzkiego myślenia tak jak frazes. Stwierdza, że "U rćite spojeni slov se prosté stane zvy—
kem; tim se stane i pfesvēdčenim". (12)
Do frazesów bardzo zbliżają się frazemy z nazwami narodowości.
Ich podobieństwo polega na tym , że nie zawierają one także obiektyw—
nej prawdy, lecz utrwalone w świadomości wyobrażenia o różnych na—
rodach. Wyobrażenia te oparte są zazwyczaj na jakiejś wyolbrzymionej
00050952
negatywnej cesze charakteru. Frazemy te są właściwie stereotypami wyobrażeń danego naroda o innych narodach. Frazesowość frązemów narodowościowych omawia Czapek m. in. w eseju pt. Už sta ri Rimane.
Stwierdza, że "nic není tak mimo diskusi jako vÿhody klasického vzdë—
lání; jeho nejvētši vÿhodou je, że nám p ii każde pžiležitosti dovoluje fici: Už stafí Èimané ... dëlali to a to ". (13) W eseju My, národ neči krytycznie odnosi się do frazesu My, národ Husùv, Zižkuv, Smetanåv, który sugeruje, że Czesi to naród bojowników o prawdę, bohaterów, muzyków. Zdaniem Czapką, "Lépe by było, aby vûbec nebylo Žižky, než aby ž ili zbabëlci v národé Žižkovē. Nezaleži na tom, či jsme, nybrź na tom, či jsi ty ". (14)
Podobnymi właściwościami charakteryzują się frazemy z nazwami zwierząt. Czapek słusznie zwrócił uwagę, że nie zawierają one obiek—
tywnej prawdy. Przykładowo frazem psi počasi jest z gruntu fałszywy:
zgodnie z tym frazemem należałoby sądzić, że pogoda zła dla człowieka (w iatry, deszcze, gradobicie) jest dobra dla psa. Pisze, że "Prave ’psi počasi’ by było krasnējši, než si vy sami dovedete pfedstavit". (15) Po—
dobnie fałszywie, zdaniem Czapka, mówi się o rzeczach bardzo złych, że 40 je pro kočku’. W rzeczywistości z punktu widzenia kota ’dla kota’
jest poduszka, mleko, wróbelek, księżycowe noce, cichy dom i ogród — a więc rzeczy m iłe, naturalne i intymne. Rozważania kończy stwierdze—
niem, że "kdyby zvifatûm była dana moc upravit nebo dokonce s tv o íit svét podle jejich vkusu, byl by to — pres mnohé krutosti a nedûsled—
nosti — svét, ktery by nebyl nejnešt’astnējšim ze všech". (16)
Również frazem o tom štēbetaf vrabci na streše jest nieprawdziwy.
Używa się go na potwierdzenie różnych mniej więcej aktualnych nowi—
nek i plotek, a tymczasem wróbelki tylko ćwierkają i "nedélají žadne klepy". (17) Kończy stwierdzeniem, że "Vrabci jsou lepši nežli jejich povést; neštēbetaji o ničem z toho, co jim fáma píipisuje". (18) Zwie—
rząt dotyczy także frazem každa lišķa svûj ocas chváli oraz zvírecí chtič; Czapek uważa, że odnoszą się one tylko do ludzi, bowiem np. lis
"m luví o liščim ocasu vùbec" (19), a "zvírecí chtiče se vyskytují jen и lid i" (20). Podobnie omawiając trazeologizm mówiący, že nëkdo песо delà tak jak mu ... zobák narostl stwierdza jasno, że "osobni zobák je vÿsadou lidskÿch umëlcû". (21)
Analizy tego rodzaju doprowadziły Czapka do uznania relatywizm u wszystkich wartości i prawd w języku. Wypowiedział się na ten temat w eseju Prísloví stwierdzając wprost, że "lidová moudrost vedle tisice—
rÿch pravd skryvá ještē jednu nevytēženou a bespornou pravdu 0 rela—
tivnosti všech hodnot a pravd". (22)
Czapek interesował się też etymologią frazemów podkreślając wy—
raźnie, iż przedmiotem jego zainteresowań nie jest etymologia naukowa,
00050952
lecz romantyczna, która "naléza (nebo se domniva nalézat) pûvod slova se stejnÿm okouzlenim, jako kdy najdeme nâramek z doby bronzové nebo kvët zlatého kapradi". (23)
Bodaj najgłębiej zająi się Czapek etymologią frazemu m it Glipa.
(24) Rozważa tam różne możliwości pochodzenia teço zwrotu kończąc filozoficzną uwagą, że Czesi nogą sobie wybrać powod, dlaczego ’mają olej w głowie, są dowcipni’. (25) Pochodzeniu innych frazemów poświę—
cił Czapek znacznie m niej uwagi wskazując jakby mimochodom, że byt v razi pochodzi z francuskiego ’rage’, natomiast to je mne fuk nie wiąże się z francuskim ’je m ’en fou’, ale z łac. ’ficus’, które w połączeniu z ironicznym gestem za pomocą palców oznaczało ’nic’ , np. delám si z toho fuk. Frazem natahovat moldánky wywodził od rumuńskiej prow incji M ultany; wyraz moldánky oznacza ’fujarkę pasterską’.
Reasumując można stwierdzić, że chociaż Czapek uważał się za dy—
letanta w dziedzinie lingw istyki, jego uwagi z tego zakresu w ogóle, a zwłaszcza z zakresu frazeologii, co prawda formułowane w trochę nie—
codziennej formie, są zaskakująco trafne. W swoich dążeniach, aby lingw istyka stała się działalnością kulturalną Karol Czapek — artysta o zainteresowaniach lingwistycznych — znalazł się bardzo blisko Vilem a Mathesiusa — lingw isty o zainteresowaniach literackich i kulturalnych. Nie ulega wątpliwości, że V. Mathesius w pełni akceptował manifest Czapka z 1932 roku, w którym głosił, że "P ozitivní lingvistika by se mohla stát tak trochu politikou, kritiko u národního života, plnÿm kulturním aktivism em ". (26)
J. Hoffmannová—Jificková (27) słusznie uważa, że Czapka w zasa—
dzie charakteryzuje rocjonalne podejście do języka, czego dowodzą m.
in. jego analizy frazemów, ale rónocześnie ma do swojego języka ojczys—
tego stosunek sentymyntalny. Wskazuje na to m. in. to jak igrając ze słowami (zw rotam i) stara się pokazać bogactwo słownikowe i trazeolo—
giczne, wręcz cudowny komizm czeszczyzny. Wystarczy tu przytoczyć za J. Hoffmannovą—Jifićkovą (28) uroczy fragment z książeczki dla dzieci Dásenka č ili život stënëte: Kdyż se do toho DáSenka pofádné obula (to tiž se neobula, ale vykásala si ruka vy / / pfesnéji fečeno, ani гикаѵу si nevykásala, ale jen si, jak se fíká, p livla si do dlaní / / rožu—
mëjte ona si ovšem nemohla plivnout do dlaní, protože ještē pli vat neumëla a dlanë méla tak malické, že by se do nich netrefila), zkrátka, kdyź se do toho Dááenka pofádné dala ..." Przytoczony fragment jest doskonałym przykładem igraszek słownych, opartych na tym , że wystę—
pujące tu frazemy są szeroko pojętym i synonimami frazemu o znaczeniu
’zabrać się do czegoś’.
Lekkość i barwność tego fragmentu jest rezultatem nie tylko in tu — ic ji, ale także poszukiwań i eksperymentów oraz wnikliwych analiz in —
00050952
telektualnych artysty.
Ргяуріву
(1) Por. Naáe feč, X V II (1933), 8. 223
(2) Lingwistyczne eseje Karola Czapka przygotował do druku w 1947 roku M iroslav Havlík, ale w związku z zakazem edycji dzieł Czapka, tom ten ukazał się dopiero w 1969 roku w wydawnictw ie S V O B O D A . W szystkie cytacje z Czapka pochodzą z tego właśnie tomu.
(3) K . Capek, op. cit., 8. 7 (4) Op. cit., s. 8
(5) Op. cit., s. 124 (6) Op. cit., s. 205
(7) W języku czeskim wyraz "fráze" oznacza zarówno frazem jak i frazes.
(8) Op. cit., s. 121. Z poglądami Czapka polemizował m. in. K . Erben: Naáe feč, X I X (1935), s. 65—70. Dowodził on, że stosowanie frazesów może być czasem świadome (wynikać z konwencji społecznych), a czasem pasywne, częste u ludzi z tzw. awansu społecznego.
(9) K. Capek, op. cit., 8. 123 (10) Op. cit., s. 123
(11) Op. cit., 8. 123 (12) Op. cit., 8. 123 (13) Op. cit., 8. 127 (14) Op. cit., s. 18 (15) Op. cit., 8. 33 (16) Op. cit., s. 34 (17) Op. cit., s. 135 (18) Op. cit., s. 126 (19) Op. cit., 8. 67 (20) Op. cit., 8. 67 (21) Op. cit., s. 40 (22) Op. cit., s. 73 (23) Op. cit., s. 181 (24) Op. cit., 8. 199-201
(25) Do eseju Czapka nawiązał A . Novák: Naáe īeč, X V I I (1933), 8. 223. Po — twierdził on jedną z hipotez Czapka łączącą frazem "m it filip a" z F ili—
pem Ewangelistą. Pow ołał 8ię on na Dieje Apostolskie, gdzie mam y opo—
wieść o spotkaniu Ewangelisty F ilip a z Murzynem. Zdaniem A . Nováka frazem ten pierwotnie oznaczał ’pojąć coś niezrozumiałego’. Nb. nie na—
leży tu zapewne polskie "w yrw ać się jak filip z konopi".
(26) K . Capek, op. cit., 8. 205
00050952
(27) J . Hoffmannová—JifiCková: M etajazyk a metaīeč a jejich charakter v díle К . Сарка, Slovo a slovesnost, X L (1979), 8. 295—302
(28) Op. cit., 8. 295—302
«
МЕТОНИМИЯ ОТНОСИТЕЛЬНЫХ ПРИЛАГА- ТЕЛЬНЫХ В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ
ЯЗЫКЕ
Alexander Bierich
Mannheim
Изучение метонимии в русском языке традиционно ограничива—
ется именами существительными. Во многом это объясняется рас—
пространённой в лингвистической литературе точкой зрения, со—
гласно которой метонимические переносы в сфере прилагательных и глаголов отсутствуют. Ср.: "Типология значений существительных разнообразнее, чем глаголов, прилагательных и наречий, не име—
ющих значений типа метонимии и синекдохи. Отсутствие последних у глаголов, прилагательных и наречий объясняется тем, что несуб—
станциональные части речи обозначают явления, не имеющие формы и не занимающие определённого места в пространстве". (1) Утверж—
дения такого рода следует считать несостоятельными уже потому, что признание метонимии приметой только существительных выво—
дит её "из числа конструктивных семантических принципов языка в целом, что никак не согласовывалось бы с фактами общесемиоти—
ческой её значимости". (2)
Целью настоящей статьи является анализ метонимических пере—
носов в сфере относительных прилагательных.
К метонимии относительных прилагательных обычно относят конкретно-относительные значения, актуализирующиеся в типи—
ческих, устойчивых сочетаниях с определяемым существительным.
Значения этого типа (,изготовленный из X’: серебряный перстень]
‘производящий X’: консервный завод; ‘предназначенный для X’ : чайный прибор и т.п.) однозначно интерпретируют как метонимию В.И. Зимин и Э.А. Модебадзе. Ср.: "Именно на метонимии построены разные значения слов золотой ( золотые кольца ,сделанные из золо—
та* и золотые прииски •места, где добывается золото׳), медвежий (медвежья берлога ,принадлежащая медведю’ и медвежья шуба ,сделанная из шкуры медведя3) .(׳) Аналогичные примеры в качестве метонимии относительных прилагательных приводит И.А. Долгих (4): консервный завод — консервный нож\ золотой слиток — золотое
00050952
кольцо; Е.Д. Фельдман (5): велосипедное колесо — велосипедный за - вод, золотой слиток — золотой браслет. К указанным исследовате- лям присоединяется и Л.И. Рахманова, считая, что ״эти прилага- тельные в метонимическом значении возникли как бы вторично (вто—
рично с теми же прилагательными в их прямых значениях) от того существительного, называющего один из смежных предметов, от к о - торого в свое время образовалось прямое значение. Ср.: весенние каникулы •каникулы, бывающие весной’, желудёвый кофе ‘кофе, при- готовленный из желудей’". (6)
Отнесение словосочетаний типа золотое кольцо, велосипедный завод, желудёвый кофе, золотые прииски к признаковой метонимии кажется спорным. Представляется, что значение прилагательного в этих словосочетаниях целиком зависит от семантики определяемого существительного, "наводится" им. (7) Так, компонент ‘содержащий’
в семантической трансформе словосочетаний медная, железная руда
‘руда, содержащая медь, железо’ входит в семную структуру слова руда (ср.: руда ‘минеральное вещество, горная порода, содержащая металлы, а также другие полезные простые вещества’) и потому не может принадлежать семантике прилагательных медный и железный.
Аналогичным образом компонент ‘добываться’ в семантической трансформе словосочетания золотые прииски ‘прииски, где добыва—
ется золото’ содержится в семной структуре слова прииск ‘место, где разрабатываются и добываются драгоценные ископаемые’. Ср.
также: золотое кольцо ‘кольцо, изготовленное из золота’ ( кольцо
‘предмет, в виде окружности, обода, изготовленный из металла или из другого материала’ ). Таким образом, значения типа ‘изготовлен- ный из X’, ‘содержащийся в X’, ‘предназначенный для X’ и т.п. нельзя считать и словообразовательными, так как они "наводятся" опреде—
ляемыми существительными. Наиболее правильной представляется точка зрения, в соответствии с которой фиксируемые разнообразные отношения характеризуемого предмета и реалии, обозначенной про—
изводящей основой, "актуализируются не деривационным суффик—
сом, но семантическим контекстом словосочетания". (8)
Какие же случаи в относительных прилагательных можно интер—
претировать как метонимические ? На наш взгляд, следующие.
Исследователи относительных прилагательных (Е.А. Земская, Э.А. Столярова, В.Н. Немченко) наряду с устойчивыми, типовыми отмечали и такие значения, которые "могут выражать не конкрети—
зированное чётко, "далёкое" отношение к предмету, названному производящей основой... Сочетания с такими прилагательными не имеют трансформов, состоящих из конструкций "определяемое с у - ществителъное + косвенный падеж производящего существителъно—
00050952
го". Их значение понятно лишь в определенном контексте и ситуа—
ции, они могут рассматриваться как эллиптические преобразования многословных описательных оборотов". (9. Ср. также: 10). Так, словосочетание лыжная погода не может быть интерпретировано как
‘погода для лыж’ , его семантическая трансформа гораздо сложнее —
‘погода, благоприятная для ходьбы на лыжах’ . Семная структура этого словосочетания включает в себя компоненты, обозначающие а) денотат определяемого слова (погода)] б) денотат мотивирующей основы (лыжи)] в) определенное действие (ходьба). Последние из этих компонентов (б и в) целиком принадлежат семантике относи—
тельного прилагательного, так как лексическое значение слова по—
года не имеет в своем составе сем ‘благоприятный для ходьбы на лыжах’. При этом компоненты (б) и (в) оказываются смежными, по—
скольку они связаны отношением "предмет — действие, осуществля—
емое с помощью этого предмета". Следовательно, перед нами яркий пример признаковой метонимии. Ср. метонимическое употребление существительного лыжи в разговорной речи: он занимается лыжами (т.е. ходьбой на лыжах как видом спорта). Аналогичным образом могут быть интерпретированы примеры Е.А. Земской Í9): халатное воскресенье ‘воскресенье, проведенное дома, в халате’ (устн.); телег- фонный быт (Ю. Левитанский) ‘быт, специфическая черта которого — разговоры по телефону’. В первом случае название предмета, пред—
назначенного для определенной ситуации (халат ‘предмет домашней одежды’ используется для обозначения самой ситуации (пребывание дома в этой одежде); во втором — название предмета, предназначен—
ного для определенного действия (телефон ‘аппарат для разговора с помощью телефонной связи’), используется для обозначения дейст—
вия, осуществляемого с помощью этого предмета (разговоры по те—
лефону). Как видим, метонимические преобразования касаются пре—
жде всего семантики мотивирующей основы.
Указанные метонимические сдвиги являются особым типом при—
знаковой метонимии. Учитывая, что относительное прилагательное называет в этих словосочетаниях ситуативно обусловленный признак предмета, рассмотренное явление можно назвать ситуативной м ето- нимией. Суммируем ее признаки: 1) ситуативная метонимия не может быть трансформирована в сочетания с косвенными падежами одно—
коренных существительных; 2) содержание ситуативной метонимии передается лишь развернутыми описательными оборотами; 3) в се—
мантических трансформах словосочетаний с ситуативной метоними—
ей всегда присутствуют компоненты, обозначающие денотат, смеж—
ный с денотатом мотивирующей основы.
Ситуативная метонимия широко распространена в разговорной
00050952
речи (РР). Она не раз привлекала к себе внимание исследователей РР (Е.А. Земской, Э.А. Столяровой), называвших ее "квази—эллиптиче- скими номинациями". Ср.: "Особый тип номинаций РР составляют такие, строение которых не свидетельствует об отсутствии в них того или иного члена (в конструкции нет членов, обязательная ва- лентность которых была бы не реализована), однако содержащие к а - кую—то недоговоренность, "нечто эллиптическое": лишь конситуа- ция и общность предварительных сведений дают возможность собеседникам правильно понять друг друга... Такие номинации м о ж - но назвать квази—эллиптическими". (9) (автомобильные деньги ‘о деньгах, накопленных на покупку автомобиля’). Проанализированные выше примеры свидетельствуют, однако, о том, что в основе "квази- эллиптических номинаций" лежит метонимический механизм пере- носа. В связи с этим этот тип наименований рассматривается нами как ситуативная метонимия.
В разговорной речи ситуативная метонимия отмечается преиму- щественно у прилагательных со значением ‘относящийся к предметам обихода, быта’. Так, прилагательное халатный наряду со значением
‘относящийся к халату’ имеет и переносную метонимическую семему
‘небрежный и невнимательный в выполнении своих обязанностей, дела и т.д .’ . Ср.: Утомление и запуганность солдат, бездушное, р у - тинное и халатное отношение офицеров к службе — все это ясно, но позорно обнаружилось на смотру. — Куприн, Поединок. Развитие этого значения шло, на наш взгляд, следующим образом. В X IX веке слово халатный имело (наряду с некоторыми другими — о них см.:
И ) значение ‘склонный к праздности, лени, покою’ (Чичиков надел сафьяновые сапоги с резными выкладками всяких цветов, какими бойко торгует город Торжок благодаря халатным побуждениям русской натуры. — Гоголь, Мертвые души). Оно возникло, вероятно, на основе устойчивых сочетаний халатная жизнь ‘бездеятельная, неторопливая жизнь’ и халатный образ жизни ‘ленивый, беззаботный образ жизни’ , широко употреблявшихся в произведениях русских писателей прошлого столетия. Ср.: Ж или в отдаленном уголке Рос—
сии два обитателя. Один был... нрава кроткого, проводивший жизнь халатным образом. — Гоголь, Мертвые души; Чем пасмурнее освеще—
нъе, Чем наши улицы грязней, Тем вдвое больше наслажденье Си—
деть в семье иль у друзей... И жизнь халатная тогда Милее вдвое, господа. — Полонский, Свежее преданье. Современное употребление слова халатный ‘небрежный и невнимательный в выполнении своих обязанностей’ сформировалось на основе этого ныне устаревшего значения. Новое значение является результатом причинно—еле дет—
венных связей: ленивый человек обычно небрежен и невнимателен в
00050952
своих делах.
Иные отношения — атрибутивные — лежат в основе метонимичес—
ких переосмыслений прилагательных колясочный и постельный.
Слово колясочный ‘относящийся к детской коляске’ в сочетании с существительным возраст актуализирует значение ‘очень маленький, еще не умеющий ходить’ . Ср.: Наша поликлиника обслуживает детей Краснопресненского района. Кроме того, мы ведем консулътацион—
ный прием ребятишек всей Москвы, из них многие так называемого
" колясочного" возраста— Лит. газета, 9, 1978. Мотивировка этого переноса может быть объяснена с помощью следующей трансформы:
колясочный возраст ‘о возрасте детей, еще не умеющих ходить и которых поэтому возят в коляске’. Атрибутивные связи послужили основой и переносного употребления прилагательного постельный
‘любовный, интимный’. Ср.: "Изюминками" в фельетонах служат, как правило, постельные подробности, от коих за версту веет пош—
лостью и безвкусицей."— Лит. газета, 24,1986.
Значительное число примеров ситуативной метонимии обнару- живается в публицистике. Среди относительных прилагательных это прежде всего слова со значениями а) ‘относящийся к растению’; б)
‘относящийся к явлениям природы’; в) ‘относящийся к населенному пункту’ и т.п. Метонимические преобразования слов—членов первой группы связаны прежде всего с обозначениями действий, смежных с названиями растений ( их рост, уборка и т.п.). В словосочетании ка р - тофельный десант ‘о группе горожан, помогающих в уборке карто—
феля’ (В Ленинградском электромашиностроительном техникуме формируется "картофельный десант". — Коме, пр., 11 окт. 1980 г.) на долю прилагательного картофельный приходятся семантические компоненты ‘помогающие в уборке картофеля’. Компонент ‘помога—
ющие’ конкретизирует сему ‘отношение’; сема ‘картофель’ называет денотат мотивирующей основы; третий компонент — ‘уборка’ — обоз—
начает действие, смежное с денотатом производящего слова. Таким образом, прилагательное картофельный метонимизируется по семан—
тической схеме "предмет — действие, связанное с этим предметом".
Ср. аналогичное метонимическое употребление слова картофель в разговорной речи: Студенты поехали на картошку (т.е. на уборку картофеля). Семантические компоненты ‘группа граждан’ относятся к семной структуре метафоры десант.
Сходная схема метонимизации лежит в основе переносного упо—
требления прилагательного хлопковый в словосочетании хлопковый автобус ‘автобус, доставляющий к месту сбора хлопка’ (Мы обратили внимание: даже школьники, закончив занятия и приготовив уроки, спешат к "хлопковом1/ ' автобусу, чтобы часок—другой потрудиться в
00050952
поле. — Коме, правда, 11 окт. 1979 г.). Однако здесь она сложнее, тас как перенос осуществляется в две ступени: "предмет — действие, связанное с этим предметом — место, где происходит такое дейст- вие". У существительного хлопок возможна лишь первая ступень. Ср.
разг.: В городе пусто: большая часть жителей на хлопке (= на сборе хлопка).
Среди прилагательных со значением ‘относящийся к явлениям природы י ситуативная метонимия обнаруживается в следующих по д - группах: а) ‘относящийся к космическим явлениям’; б) ‘относящийся к атмосферным явлениям’; в) ‘относящийся к металлам’ и т.п. В первой подгруппе (а) отметим прилагательное звездный, развива—
ющее значение ‘относящийся к космическим полетам, связанный с ними, космический’. Ср.: Вы только подумайте, что нас ждет в не да—
леком будущем. Монтажные работы в космосе, строительство орби—
талъных лабораторий. Звездные старты к другим планетам. — Г. Се—
менихин, Космонавты живут на земле. В основе переноса лежит си—
некдоха: "звезды как часть космоса — космос".
Метонимические употребления прилагательных снежный и ледо- вый, относящихся к подгруппе (б), основаны на пространственных связях. Прилагательное снежный в сочетании со словом школа акту- ализирует переносное значение ‘находящийся в горах, покрытых сне—
гом ’. Ср.: Популярны и так называемые "снежные" школы: ребята учатся и отдыхают в горах. — Коме, правда, 30 июня 1979 г. Семанти—
ческая схема переноса: "снег — горы, покрытые снегом — школы, расположенные в горах, покрытых снегом". Второе прилагательное — ледовый — реализует метонимическое значение в сочетании со ело—
вом дружина — ‘участвующий в соревнованиях по хоккею на льду’ . Ср.: Фаворитами ленинградского турнира являются ледовые дружины нашей страны и Чехословакии.— Правда, 24 февр. 1975 г. Значение возникло на основе семантической схемы: "место — действие, осу^- ществляемое на этом месте".
В третьей подгруппе (в) ситуативная метонимия отмечена у при—
лагательного железный в перифразе железная игра ‘занятия тяжелой атлетикой; спортивные упражнения, связанные с поднятием тяжестей (штанги, гирь и т.п .)’. Ср.: За последнее время значительно расшири—
лась география "железной игры". Так, во весь голос заявила о себе школа города—порта Холмска... На тяжелоатлетической карте отны—
не стали заметны Ессентуки, Кокчетав, Киров. — Правда, 13 марта 1978 г. Семантическая схема переноса: "материал — изделие (спортивные снаряды)".
Таким образом, относительные прилагательные могут иметь и особый тип метонимии — ситуативный. Наряду с ситуативной метони—
00050952
мией среди них отмечены также метонимические смещения (метони—
мические переносы, основанные на смежности характеризуемых с у - ществительных) и отраженная метонимия (метонимические значения, унаследованные от мотивирующих существительных). (12)
Метонимические смещения характерны для относительных при—
лагателъных со значениями ‘относящийся к животному’ и ‘относя—
щийся к части тела (человека)’ . Прилагательные первой подгруппы имеют два типа метонимических смещений: 1) "признак, относящийся к животному — признак, характеризующий изделие из меха (шкуры) этого животного" (соболий, кроликовый, ондатровый). Ср.: На сестру надевали богатый куний салоп с большой собольей пелериной, спус—
кавшейся на плечи. — Салтыков—Щедрин, Пошехонская старина; К у - пец в лисьей шубе стоял у дверной лавки. — Л. Толстой, Два гусара;
2) "признак, относящийся к животному — признак, характеризующий изделие из мяса этого животного" (свиной, бараний, медвежий).
Ср.: Мы нередко лакомимся медвежатиной, и все считают необхо—
димым хвалить медвежье жаркое. — Соколов—Микитов, Пути кораб—
лей; Ада, вся в буклях, в беленьком платьице с голубыми ленточка—
ми, кушала баранью котлетку. — Тургенев, Дворянское гнездо. Выде—
ленные типы не могут быть отнесены к отраженной метонимии в свя—
зи а) со стилистической маркированностью значения ‘мех животного’
у соответствующих производящих (ср.: Не успел он выйти на улицу,...
таща на плечах медведя, крытого коричневым сукном, как на самом повороте в переулок, столкнулся тоже с господином в медведях, крытых коричневым сукном, и в теплом картузе с ушами. — Гоголь, Мертвые души; /Капитан/ был в стареньком, сильно потертом паль—
то, подбитом густым и крупным крымским бараном. — Станюкович, Ледяной шторм); б) отсутствием в семантической структуре значи—
тельного числа производящих существительных значения ‘мясо жи—
вотного’ (ср. ненормативность словосочетаний *рагу из свиньи;
*котлета из барана).
Прилагательные второй подгруппы — со значением ‘относящийся к части тела’ — развивают переносные значения по нерегулярной ме—
тонимической модели "признак, относящийся к части тела — признак, обозначающий возраст". Слова грудной и титечный (прост.) в соче—
тании с существительными, называющими детей (ребенок, младенец, дитя, мальчик и т.д.), способны актуализировать значение ‘совсем маленький, еще питающийся грудным молоком’. Ср.: Горпина укачи—
вала в люльке грудного ребенка и напевала колыбельную песенку. — Потапов, Деревенский роман; Никита Зотов принимался рассказывать, как Петр, — ну титечный мальчонка, от земли не видно, а уж го с у - дарственный имел ум. — А. Толстой, Петр Первый. Семная структура
этого значения включает в себя в свернутом виде все семы первич- ного значения, которые становятся дифференциальными. Появляется несколько новых сем: категориально—лексическая ‘возраст’ и диф - ференциалъные ‘кормление’ и ‘молоко’. Значение развивалось путем двойной метонимизации: первоначально возникли семантические компоненты ‘питающийся грудным молоком’, затем — на основе при- чинно—следственных отношений — ‘совсем маленький’.
Метонимические смещения и ситуативную метонимию следует отличать от метонимии отраженной, под которой понимается вое- произведение метонимических связей при транспозиции. Так, прила- гателъные головкой и мозговой имеют в сочетании с существителъ- ными деятельность, работа и т.п.значение ‘умственный, рассудоч- ный’ . Ср.: Иногда случалось, что, увлеченный этой новой для него страстной, головной работой, он не замечал пройденного пути. - Куприн, Поединок; Я уже чувствую утомление от мозговой работы, которой требуется здесь так много, благодаря разбросанности дела. — Чехов, Остров Сахалин. Особенностью актуализированного значе- ния является новый набор сем. Категориально—лексической здесь выступает сема ‘ум’ , сема ‘отношение’ также конкретизирована. Как видим, производное значение не содержит каких-либо общих сем со значением прямым, первичным. Представляется, что значение ‘умст—
венный, рассудочный’ возникло на основе метонимических значений производящих существительных голова и мозг и, следовательно, яв—
ляется отраженным. Ср.: а) голова 1. Верхняя часть тела человека, содержащая в себе мозг (Курчавая голова); 2. Ум, разум, сознание (В голове Ильи все путалось. — Горький, Трое); б) мозг 1. Центральный отдел нервной системы человека, состоящий из нервной ткани, за—
полняющей череп и канал позвоночника; 2. Ум, сознание (Алексей Александрович как бы достал из дальнего угла своего мозга решение и справился с ним. — Л. Толстой, Анна Каренина).
Значение ‘умственный, рассудочный’ прилагательное головной приобретает с 30—40—х годов X IX в. Оно встречается в работах В.Г.
Белинского и представителей его круга; нередко — в иронико-пори—
цателъном смысле. Ср.: Романтики по преимуществу живут головни—
ми, а не сердечными страстями. — Белинский. (И ) К настоящему вре—
мени значение устарело. Этого нельзя, однако, сказать о слове м о з- говой, которое активно употребляется в современной публицистике.
Ср. устойчивые словосочетания мозговой центр ‘о группе специалис—
тов (отдельном специалисте) или отделе учреждения, предприятия, занятых разработкой основных научных, производственных и т.п.
проблем’ и мозговая атака ‘о целеустремленном, активном обдумы—
вании, обсуждении какого-либо вопроса’. Ср.: В последнее время в
000Б0952
(прилагательные наследуют метонимические значения существителъ—
ных). Последние отмечаются только среди относительных прилага—
тельных. Качественные прилагательные этими типами переноса не обладают. Основными признаками ситуативной метонимии являются:
а) ситуативная метонимия передается лишь развернутыми описатель—
ными оборотами, ее нельзя трансформировать в сочетания с косвен—
ными падежами однокоренных существительных; б) в семантических трансформах словосочетаний с ситуативной метонимией всегда можно выявить компоненты, обозначающие денотат, смежный с де—
нотатом мотивирующей основы. Виды ситуативной метонимии чрез—
вычайно многообразны. Во многих случаях ее нельзя объяснить од—
ной ступенью переноса, перенос может быть многоступенчатым. Си—
туативная метонимия часто сопровождается актуализацией различных
"фоновых" признаков.
Метонимические смещения отмечаются среди относительных прилагательных в значительно меньшей степени, чем в прилага—
тельных качественных. Образуются они, как правило, на основе нерегулярных метонимических моделей (в качественных прилага—
тельных основная часть моделей регулярна).
Литература
1. Гарипова Н.Д. Наблюдения над смысловой структурой многозначных слов разных частей речи //Исследования по семантике. — Уфа, 1976. — Вып.
2. - С .96
2. Гинзбург Е.Л . Конструкции полисемии в русском языке: Таксоном ия и ме—
тонимия. — М.: Н аука, 1985. — С . 147
3. Зимин В.И ., Модебадзе Э .А . Метафора и метонимия // Русски й язык в национальной школе. — М., 1977. — N0 2. — С . 80
4. Долгих И.А. Различные аспекты изучения метонимии // Konfrontačni studium ruské a českē grammatiky a slovnl zasoby. — Praha, 1974. —
S. 220
5. Фельдман Е.Д . О многозначности русских относительных п р и лагатель—
ных и их эквивалентах в армянском языке // Сопоставительны й анализ русского и армянского языков. — Ереван, 1981. — Вып. 2. — С . 32
6. Рах м ан о ва Л.И. М ногозначность слова. — М.: М ГУ, 1982. — С . 19
7. Ширшов И.А. О специфике значения относительности // А ктуальны е проблемы русского словообразования. — Ташкент, 1985. — С . 25
8. Коробова Э.И. К вопросу о значении относительного при лагательн ого (н а материале отсубстантивных прилагательных) // Русски й язык в школе. — М., 1970. — No 1. — С . 108
9. Зем ская Е .А . О семантике и синтаксических свойствах отсубстантивных прилагательны х в современном русском языке // Историко—филологи—
ческие исследования. — М., 1967. — С. 92—103
10. Немченко В.Н . С ловообразовательная структура имен прилагательных в современном русском языке. — Горький, 1973. — С . 121
11. Сорокин Ю.С. Развитие словарного состава русского языка: 30—е — 90—е гг. X I X в. — М. — Л.: Н аука, 1965. — С . 532
12. Бирих А . М етонимия прилагательных в современном русском языке //
Вестник Ленинградского у—та. — Л., 1987. — Вып. 1. — С . 62—66
V i 1כו
00050952