УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
ТАРТУСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА АСТА ET COMMENTATIONES UNIVERSITATIS TARTUENSIS
735
А. БЛОК И ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ
ЛИТЕРАТУРЫ НАЧАЛА XX ВЕКА
БЛОКОВСКИЙ СБОРНИК
rer. n- i u y
- 7 3 Г
T A R T U R I I K L I K U Ü L I K O O L I T O I M E T I S E D У Ч Е Н Ы Е З А П И С К И
ТА Р Т У С К О Г О Г О С У Д А Р С Т В Е Н Н О Г О У Н И В Е Р С И Т Е Т А ACTA ET C O M M E N T A T IO N E S U N I V E R S I T A T IS T A R T U E N S IS
ALUSTATUD 1893. a. VIHTK 735 ВЫПУСК ОСНОВАНЫ в 1&93 г.
А. БЛОК И ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ ЛИТЕРАТУРЫ НАЧАЛА XX ВЕКА
БЛОКОВСКИЙ СБОРНИК VII
Т А РТУ 1986
Р е д к о л л е г и я : 3.
I,. Е. М а к си м о в, | Л . И. Т и м о ф еев \ Ю.
М и нц (отв. р е д а к т о р ) , В. И. Б е з з у б о в , В. Н. Н е в ер д и н о в а , Л. Н. К и с ел е в а
Р е д а к т о р т о м а Л . Н. К и сел ева.
TavUt *-lk\ikv Ci’kooSi
* ■’ ■ /
. Л о т м а н ,
(6) Т ар т у ск и й г о су д ар ств ен н ы й униве рс итет, 1986
поэзия
НАУКИ( К 80-летию Д м и тр и я Евгеньевича М ак си м ов а)
Конец 1984 г. был отмечен зн ам енател ьн ы м д ля отечествен
ного л итературоведен и я юбилеем: Д м и три ю Евгеньевичу М а к симову исполнилось 80 лет. Текущий 1985 год тож е в оп р ед е
ленном смысле юбилейный: исполнилось 55 лет с момента вы хода первой научной публикации ученого. П ол в ека с лишним — значительный срок. И есть возмож ность оглядеть пройденный путь.
Научное творчество профессора Д. Е. М ак си м ов а мож ет быть о характери зов ан о в целом двумя, к а за л о с ь бы, в з аи м о и ск л ю чающими эпитетами: д ин ам изм и цельность. Д ин ам ичность о р г а нически присуща научному мышлению Д. Е. М ак си м ова Более того, это одна из определяю щ их черт его человеческой личности.
Не случайно тема пути, эволюции, р азв и тия — ск возн ая тема многих научных трудов исследователя. Р аб о ты по эволюции лирики Л ерм он това, по развитию русского символизма, по т в о р честву В. Брю сова и особенно ф у н д а м е н т а л ь н а я и н ова торска я работа о теме пути у Б л о к а — разны е в ы р а ж ен и я спонтанного метода ученого. «С луш ать в мире ветер» — эти слова Б л о к а оп ределяю т и научное, и человеческое, и гр а ж д а н с к о е сознание Д м и т р и я Евгеньевича. Поэтому работы его отличаю тся гл у б и н ной современностью — современностью, в ы р а ж а ю щ е й с я не в
поверхностных п а р а л л е л я х или в модернизации м а тер и ал а, а в мысли об общих судьбах человеческой культуры, о том, что в тай н ах вчерашнего дня скрыты тайны зав тр аш н е го и что историк прошлого не м ож ет не д ум ать о будущем. -С этим ж е свойством св я за н а чуткость Д м и тр и я Евгеньевича к новым д в и ж ениям в науке и искусстве и то его постоянное внимание к молодежи, к о т о р о е , сд ел ал о его одним из вы даю щ ихся ученых- педагогов. Наконец, дин ам изм присущ и собственному «пути»
ученого: он и сегодня, к а к и раньше, ищет все новые объекты и сследования, все новые подступы к их познанию.
Единство научного пути Д. Е. М ак си м о в а не противостоит, а вытекает из динамичности его мышления. Д м и три й Евгеньевич п ри н ад л еж и т к ученым «одной любви». Круг его и с сл ед о в ате л ь ской тем атики отличается исключительным постоянством: это поэзия русского символизма и поэзия русского ром анти зм а.
В центре одна неизменная фигура — А л ександр Блок. Д м и трий Евгеньевич п ролож ил новые дороги в изучении творчества В а л е рия Брю сова, Л ерм он тов а, Андрея Белого, в списке его н ауч ных работ встречаются имена Заб о л о ц к о г о и других поэтов, по неизменно его внимание в о звр а щ ае тся к одному поэтическому имени — имени А л ек сан д ра Б лока. Д м и трий Евгеньевич был одним из пионеров изучения Б л о к а и вместе с покойным В л а димиром Н и колаевичем Орловым по праву считается с о зд ате
лем советского блоковедения. Р а з н и ц а вкусов, научных м ето
дов и исследовательского тем перам ента этих двух ученых опре
д елила и два н ап рав л ен и я в советском блоковедении.
Но единство творческого пути Д. Е. М акси м ова — это не только единство научной темы. Н а п ротяж ении всего более чем полувекового научного пути и сследователь верен существенному д ля него принципу подхода к литературн ом у произведению.
П редм ет науки никогда не перестает д ля Д м и т р и я Евгеньевича быть произведением искусства, а искусство — явлением д ухов ной культуры. А н али зи руя поэтические тексты, он ка к бы б оит
ся их повредить. В ан ал и зе чувствуется береж ность прикосно
вения, и это соединение глубокой аналитической мысли и непо
средственного художественного чувства постоянно для всех работ Д. Е. М аксим ова.
В работах Д. Е. М ак си м ова, посвященных Блоку, чувствует
ся одновременно и современник Б л о к а , человек той ж е к у л ь турной атм осферы , мы слящ ий и говорящий тем ж е языком, что и поэт, — и историк, стоящий вне этой эпохи и н аб лю д аю щ ий ее гл азам и мы слителя, вооруженного знанием последующего исторического опыта. Это двойное зрение д е л а е т работы Д. Е. М ак си м ов а научно объемными. И с сл ед овател и посл ед ую щих поколений обречены во сста н а вл и в ать эпоху по отпечаткам ее на страни ц ах книг и ж урн ал ов , о т р аж ен и я м письменных источников. Л и цо Б л о к а или Белого им известно по портретам
или ф отограф иям , ды хание времени — по дневн и кам и пись
мам. М е ж д у тем, иногда возможность увидеть ж ест (н апример, знаменитый ж ест Андрея Б елого!), улыбку, ком нату поэта о ткры в ает д л я интуиции исследователя то, что не восполнимо никакими письменными источниками.
Воздух русской культуры н ач ал а XX века был пропитан духовными исканиями, п оискам и пути. Л и т е р а т у р а непосредст
венно у ч аств о в ал а в нап ряж енн ой идейно-духовной жизни.
Отсвет этих представлений лег на научное творчество Д. Е. М а к симова: д л я него понять литературн ое произведение — всегда озн ач ает найти его место в духовных исканиях, определить его скрытый смысл в истории культуры. Л и т е р ату р о в ед ч еск ая мы сль Д. Е. М акси м ова глубоко философична, но не потому, что л и т е р ату р а рас см а три в ае тся ка к п р и к л а д н а я и ллю страц ия к ф и л о софии, а в прямо противоположном смысле: л и т ер ату р а — это кабинет Ф ауста, в котором в ы р а б а т ы в а е т с я ф и л ософ ск ая мысль.
Интерес к духовной субстанции искусства органически соче
тается у ученого с постоянной мыслью о высоко гу м а н и с т и ч е ских, этически окраш енны х целях гум ан и тарн ы х наук. Г у м а н и тарное исследование, как неоднократно повторяет Д . Е. М а к симов, долж но стремиться, ничем не поступаясь в поисках н ау ч ной истины, в то ж е время сохранять и непосредственное, ж ивое тепло художественной идеи, п ер ед ав ать читателю то, что В. Г. Белинский н азы в а л «пафосом» произведения. Вне этого исследователь не видит и возможностей точного а н а л и з а столь сложного объекта, как произведение искусства.
Д митрий Евгеньевич М ак си м ов — созд ате ль научной школы.
Почти полвека он руководил блоковскими сем и нарам и в л ен и н градских вузах, руководил ими и в те годы, когда имя А лексан д ра Б л о к а не п ользовалось безусловным признанием и подготовка молодых блокистов н у ж д а л а с ь в объяснении и з а щите. Трудно учесть творческие силы и время, которые отдает педагог, руководитель семинара, воспитатель будущих ученых.
Труд педагога н еблагодарен, ибо воистину «мам не дан о п р ед угад ать, как наше слово отзовется». И д л я того, чтобы создат!
школу, потребовалось не только много усилий, но и суровая сила любви к поэтической культуре нач. XX века, к отора я одна могла объяснить упорную готовность к а ж д ы й р аз с к а ж дым новым второкурсником начинать все заново, вновь прохо
дить весь путь от элементарного раскры тия см ы сла блоковских строк до глубокого разговора с молодым ученым ка к с равным , коллегой.
Сейчас Д м и трий Евгеньевич М акси м ов мож ет с гордостью оглянуться на пути своего семинара: в разны х концах С овет
ского Союза и за рубежом р аб о таю т ученики Д. Е. М а к с и мова — его вчерашние студенты, аспиранты и стаж еры , оп р ед е
л яю щ и е современное лицо и уровень науки о Блоке.
П рофессия педагога обязы вает: идеи, п ер ед ав ае м ы е учени
кам, действенны лиш ь если они органически сли ваю тся с высо
ким об разом учителя. Д м и три й Евгеньевич М ак си м ов являет собой ж изненное воплощ ение тех принципов, которыми прони
зан ы и вся его н аучная деятельность, и его труд педагога.
У Д м и т р и я Евгеньевича М ак си м ов а много учеников, еще больш е читателей. Но ни читатели его, ни д а ж е большинство его учеников не зн аю т об одной особенности облика ученого:
он — поэт. Д м и тр и й Евгеньевич М акси м ов — тонкий лирик, автор многих стихотворений, которые он пишет в течение всей ж и зн и для себя, никогда не пробуя и не стрем ясь пред ать их печати. Но да будет нам позволено закончить это короткое слово стихотворением Д. Е. М ак си м ова, в котором он, н арисо
в ав обли к египетского писца, вы разил, мож ет быть, невольно, глубокую мысль, л еж а щ у ю , к а к нам к аж ется, в основе его научного миросозерцания: мысль о преемственности, глубокой связи и, по сути дела, единстве культуры на всем протяжении ее тысячелетнего пути. И еще одну мысль: о скромности, д а ж е стыдливости культурного деяния, о том, что дело культуры соверш ается непрерывно и порой творится в тишине и тайне.
И, тем не менее, ничто никогда не пропадает. Это — вера в бессмертие культуры. Н а у к а , подн ятая до вершин культуры, становится поэзией.
П И С Е Ц
П ок а не требует поэта
К священной ж ертве Аполлон . . . Пуш кин Он долго ждет, б езмолвствуя, к а к тот
Египетский писец, от века безутешный, П ока птицеголовый Тот
Н ай д ет его во тьме кромешной.
И доску д аст с папирусом, и он П оведает, познав сияние и тленье, Птицеголовы м окрылен,
Свои святые сновиденья.
Н а у к а и поэзия в сочинениях Д м и т р и я Евгеньевича М а к с и м ова у тв ер ж д аю т одно: трудное д ело культуры.
Ю. М. Лотман
ОБ Э ВОЛЮЦИИ РУССКОГО СИМВ ОЛИЗМА ( К постановке вопроса: тезисы)
3. Г. Минц
История русского символизма обычно р ас см а тр и в ае тся к а к поэтапное изменение единой художественной системы: « с т а р ший символизм», или «декадентство» 1890-х гг., см еняется
«младшим», или символизмом в узком смысле слова (1900-е гг.);
в конце 1900-х — н ач ал е 1910-х гг. наступ ает период «кризиса»
символизма, зав ер ш аю щ и й ся приходом в л и тературу постсим- волистских группировок. В этой концепции н ас т о р а ж и в а ю т д ва момента. Во-первых, дихотомия «декаденты — символисты»
слишком явно восходит к п редставлен и ям , в ы с к азы в ав ш и м ся во время внутрисимволистских полемик (ср. выступления про
тив «декадентов» А. Волынского в «Северном вестнике» в 1890-х, 3. Гиппиус — в «Мире искусства» на сломе веков, а т а к ж е близкие з а я в л е н и я Р. В. И в а н о в а -Р а з у м н и к а , Б е лого, Б л о к а в 1901 и след, год ах). Я вл яю тся ли в ы с к азы в ан и я символистской и околосимволистской критики самым к о р р е к т ным м етаязы ком д л я научного описания символизма, или необ
ходимо рассмотреть п роблем у с внешней по отношению к этому течению точки зрения?
Во-вторых, бросается в г л а за , что творчество многих в ы д а ю щихся художников-символистов р азв и в а етс я по зак о н а м , совсем не учиты ваемым в н азван ной выше концепции:
— Позиция р я д а символистов «Северного вестника» (автор н а шумевшего м аниф еста «О причинах у п а д к а . . . » , 3. Гиппиус — прозаик, Сологуб к а к автор «Мелкого беса» и др.) зн ачительн о б ли ж е к « м л ад ш ем у символизму» 1900-х гг., чем к « д е к а д е н т ству» Брюсова, А. Д о б р о л ю б о в а и многих других писателей 1890-х гг.
— Творчество Ф. С ологуба к а к поэта и р я д а других а к т и в ных участников символистского д в и ж е н и я 1900-х гг. почти ни
когда (Сологуб, К. Д. Б ал ь м он т) или никогда (В. Брю сов) не п орывало ни с глубинной «картиной мира», ни с поэтикой
«декадентства», хотя явно эволю ционировало з а д в а д еся ти летия;
— В определенные периоды творчество Б л о к а , Андрея Б е лого (а т а к ж е И. Коневского, Вл. П я с т а и др.) разв и ва л о сь в направлении, к а к бы д и а м е т р а л ь н о п р о т и в о п о л о ж н о м о б щ е й э в о л ю ц и и с и м в о л и з м а : от «соловьевской»
мистической утопии к «декадентскому» скепсису, иронии и по
груж ению в мир адогматической реальности;
— Такой крупный художник, к а к Инн. Анненский, не мож ет быть понят ни к а к «старший» (отсутствие «апологии з л а » ) , ни к а к «м ладш и й » символист (чуждость мистической вере в « К р а соту, спасаю щ ую мир»). С к аза н н о е относится и к творчеству М. К узьм ин а 1900-х гг., и к ряду произведений М. Волошина.
М еж д у тем, и организационно, и по субъективному с а м оощ у
щению, и в восприятии современников все они, безусловно, с в я зан ы с символизмом.
Количество подобных «исключений» настолько велико, что они бросаю т тень и на те общие законом ерности эволю ции си м в ол изм а, которые вы деляю тся отмеченной (выше концепцией.
В последние десятил етия в ряд е исследований (к а к русских и советских, т а к и зар у б еж н ы х ) с о д ер ж атся и иные подходы к рас см а тр и в ае м о й проблеме. Так, во многих р аб о тах (преиму
щественно советских, в основном посвященных эволюции отд ел ь ных символистов: А. Б л о ка , А. Белого, В. Б рю сова, Ф. Соло
губа и др.) в качестве особого этап а вы д ел яю тся годы I рус
ской революции. Эволюция си м волизм а о к а зы в ае тся , таким образом, четырехэтапной.
Совсем по-особому подходит к проблеме Н. П усты гина (см.:
Тезисы I Всесоюзной (I II) конференции «Творчество А. А. Б л о к а и русская культура XX века». Тарту, 1975, с. 143— 147). С ее точки зрения эволю ция русского сим волизм а оп ред ел яется э т а пами ста н ов л ен и я/разруш е н и я «основного мифа» н ап рав л ен и я —
«идеи об искусстве ка к высшей реальности» (там же, с. 144), причем вторая из этих тенденций (д еструкти вн ая) св я за н а с постоянным д виж ением от л и тературы к мета- и м е т а м е т а л итературности (созданию «литературы о л и тературе» — все более у сл ож н яю щ ихся самоописаний с и м в о л и зм а).
В моей работе 1981 года (к ак и в настоящ ей статье) п р е д п ринята попытка с в яза ть эволюцию сим волизм а с изменением форм ее «панэстетической» модели мира.
Н аиб олее в аж н ы м с точки зрен и я п ред ла гаем ой работы мне п ред став л яе тся в згл яд на эволюцию русского символизма, в ы сказанн ы й в д иссертации А. Х а н зе н а -Л ёв е «Р усский симво
лизм» (W, 1984; ниже: Дис., ч. . . . , с. . . . ) . Ханзен-Лёве присоединяется к концепции трехэтапной эволюции н ап р ав л е
ния: «Симв. I («дьяволический си м в о л и зм » )» «Симв. II («ми
фопоэтический си м в о л и зм » )» - > «Симв. III («гротескно-карна-
в ал и зирую щ ий »)». Внутри каж д ого из этих периодов в ы д е л я ю т ся две «программы » (т а к ж е р азв ерты в аю щ и еся, к а к п равило, в процессе эволюции нап равлен ия, но порой фун кц ион и рую щие синхронно). Так, Симв. I имеет своей «первой п р о г р а м мой» (I]) «негативный д ьяволи зм » 1890-х гг., а «второй» (12) —
«позитивный д ьяволи зм », или «магический символизм» конца XIX — н а ч а л а XX века; д ля Симв. II «п ервая п рограм м а» ( 111) определяется ка к «позитивный мифопоэтизм» (нач. XX в е к а ) , а «вторая» ( 11г) — к а к «негативный мифопоэтизм» (ср. « Б а л а ганчик» и л ирику Б л о к а периода «антитезы», иронический п ласт в «симфониях» и в «Золоте в л азу р и » и т . д . ) ; в Симв. III т а к ж е вы деляю тся «программы » («позитивная де- и р е м и ф ологи зац ия») и Ш 2 («деструкция и < и н д и в и д у а л ь н а я > а в т о мифология разрозн ен н ы х < п и с а т е л е й > - с и м в о л и с т о в » ; Дис., ч. I, с. XV I). П оследн яя «программа», по-видимому, р е а л и з у е т ся уж е после организационного р а с п а д а н ап рав лен ия , однако, в р ам ках символистской поэтики.
Концепция А. Х а н зе н а -Л ёв е и и лл ю стрирую щ ая ее схема о б л а д а ю т рядом исключительно в аж н ы х достоинств. Во-первых, она п ред став л яет аб страгирован и е, в первую очередь, основных свойств имплицитной поэтики символизма — структуры си м в о листских текстов, то есть имеет в виду изучение художествен
ного язы ка символизма и его художественных п одъ язы ков (с уб кодов) в их эволюционной смене. Изучение сим волизм а к а к художественного метода, безусловно, д олж н о б ази р о ва тьс я, в первую очередь, на подобных основаниях.
Во-вторых, схема построена исключительно логично (интуи
тивно она воспринимается д а ж е ка к излиш не л оги зи р о в ан н ая — о причинах этого см. ниже, с. 10), но «логика» ее постоянно опирается на «каузальн ость» — причинно-следственные связи — самого эволюционного процесса. Схема имеет большую о б ъ я с нительную силу. Автор у к а зы в а е т на основные связи м е ж д у выделенны ми подсистемами:
— две «программы » одной и той ж е подсистемы ( I i— 12, H i — 112, I l l i — 1112) наход ятся в слож ны х отношениях со- и противопо
ставленности: их общность мотивирует истолкование этих
«программ» к а к в ари ан тов той или иной из основных х у д о жественных подсистем си мволизма; их противопоставленность подчеркивает дин ам изм , внутреннюю н ап ряж е н н ость ка ж д о й из подсистем и, следовательно, ее «готовность» к эволюционной перестройке;
— «К онтрапозити вная п р о гр ам м а внутри одной модели (с ле д о
вательно, напр., Симв. 12 или Симв. П 2) я в л я е тся исходной
< . . . > программой д л я соответствующей следую щ ей за ней позитивной (след., Симв. IIj или Симв. 1111)» (Дис., ч. I, с. X V I—X V II); вместе с тем, по ряду основных п ризн аков эти
«программы » взаимно противопоставлены ( k o n tr ä r ) ;
9
— В то ж е время более отдаленны е по времени «программы » ( П 2— I, и Ш 2— I ii) эстетически сближ ены, их поэтика во мно
гом сходна (hom olog).
В ыделенные А. Х анзеном -Л ёве законом ерности эволюции символизма позволяю т осмыслить, с одной стороны, тот факт, что в р ам к ах н ап рав л ен и я одновременно (например, в нач.
XX в.) активно действуют В. Брю сов (поэзия которого, по Ханзену-Лёве, реализует «программу» 12) и А. Б л о к и Андрей Б елы й (чья поэтика с в я за н а с «позитивным мифопоэтизмом» — Симв. I i i ) ; подобными п рим ерами история русского символизма б укв ал ьн о кишит. С другой стороны, схема А. Х ан зе н а -Л ёв е об ъ яс н я ет и такую бросаю щ ую ся в г л а з а особенность э во л ю ции русского символизма, ка к постоянные «возвраты » к поэтике, к а за л о с ь бы, пройденных этапов (ср., например, усиление ряд а
«декадентских» элементов в поэтике «м ладш и х символистов»
после 1903 г. или у Брю сова во второй половине 1900-х гг.).
О д н ако концепция А. Х анзена-Л ёв е, к а к он сам неодно
кратно п ред уп ре ж д ает читателей, построена на основании (исключительно корректного!) описания только поэтики и только стихотворных (исключение — «симфонии» А н дрея Белого) текстов русского символизма, причем рассмотренны х только на уровне «мотивно-символическом» и только в аспекте п а р а д и г м а тики. Конечно, избранны й аспект исключительно в аж е н д ля поэтики символизма в целом, а э та последняя — д л я общей хар а ктер и сти ки нап равл ен ия. И все ж е р а с с м а т р и в а е м а я к о н цепция эволюции одного из аспектов символистской поэтики н и к ак не м ож ет быть безоговорочно и полностью э кс т р а п о л и р о ван а на картину общ ей э в о л ю ц и и на п р а в л е н и я . Т а к а я картина, безусловно, на современной стадии изучения м а т е р и а л а может быть только гипотетической. С другой стороны, она, разум еется, будет и в своих окончательных, «идеальных» контурах в ы г л я деть значительно менее цельной и «логично» системной, з н а чительно более усложненной, «растрепанной» и хаотичной, по
скольку д о л ж н а учиты вать (хотя и по необходимости с у м м а р но) в с е аспекты к а к имплицитной, т а к и эксплицитной поэтики в с е х ж анров , п редставленны х текстам и русского символизма, а т а к ж е иметь в виду не только художественны й метод, но и основные прагм атические х ара ктери сти ки н а п р ав л ен и я (связи
«худож ник — историческая ситуация», «жизнетворчество», про
блемы взаимоотнош ения с читателем и мн. др.) и их изменения.
Т а к а я картин а в принципе не мож ет быть имманентной поэтике.
Н аконец, само п редставление о корпусе текстов русского си м в олизм а при подходе к решению столь широкого вопроса, как эволю ция н ап рав лен ия, ни в коем случае не д о л ж н о огран и чи в аться произведениями «корифеев».
В основе пред лагаем ого ниж е подхода к проблем е лежит (близкое к м етодикам С мирнова и Х а н зе н а -Л ёв е) пред ставле
ние о том, что на основании известных нам ф ак тов мож ет быть, во-первых, построена некоторая система, р а с с м а т р и в а е м а я ка к язы к н ап равл ен ия, и, во-вторых, выделены ее так и е подсистемы (подъязы ки, суб код ы ), смена которых во времени д аст картин у эволюции.
В качестве доминантной особенности русского си м волизм а в целом гипотетически принимается его «панэстетизм», достаточно ярко проявляю щ и й ся и в имплицитной (художественное т в о р чество), и в эксплицитной (критико-теоретическая п р о гр ам м а ) эстетике н ап равл ен ия, и в его тем атике, и в его отношении к традиции, современной действительности и культуре. Эта осо
бенность сим волизм а достаточно четко о с о зн ав ал а сь т а к ж е ч итател ям и и кри ти кам и эпохи (что, как у к а зы в а л о с ь выше, не мож ет быть реш аю щ им аргументом при хар а ктер и сти ке н а п р а в ления, но д олж н о быть принято во в ни м ани е). Мне у ж е п р и ходилось писать, что термин «панэстетизм» (к ак д о м и н а н тн ая примета «картины мира» и поэтики си м волизм а) н и к о и м о б р а з о м н е с и н о н и м « э с т е т с т в а » и апологии К р а соты. Речь идет совершенно об ином — о восприятии и х у д о жественном воссоздании мира как, в основе своей, «эстетиче
ского феномена» и в свете тех или иных э с т е т и ч е с к и х п р е д с т а в л е н и й , например, в художественны х или кр и ти к о теоретических оппозициях: красота — безобразие; гарм он и я
(целостность) — д исгармония (ра здроб л ен н ость ); гарм он и я (космос) — д исгармония (х а о с); искусство («мечта») — «проза жизни»; творчество — внетворческий мир «м ещ ан ства» и т. д.
При этом ценностный полюс системы мож ет совпадать, в п р и н ципе, с лю бым членом (или со всем рядом) приведенных оппо
зиций: антиэстетизм в такой ж е степени яв л яется вариантом-
«панэстетического» мироотношения, к а к и «эстетство»; ценност
ные х арактери сти ки могут быть резко вы ра ж ен ы , а могут и о сл аб л ять ся и д а ж е исчезать (равноценность красоты и б е з об рази я д л я пантеистически «созерцательного» в зг л я д а на мир или д л я «протеизма» Брю сова 1900-х гг. и т . д . ) . Б олее кон кретно значение названны х (и других) п арам етров «п ан эсте
тической» картины мира определяется, в первую очередь, отно
шением «панэстетического» и де ал а к бытовой и со ц и ал ьн о
исторической реальности, а т а к ж е к другим моделям д ей ств и тельности — в первую очередь, к двум ч ленам знаменитой к а н товской три ады «Истина, Д о б р о и К расота».
В ари ан ты и комбинации выделенных систем оппозиций и типов их оценки об разую т «п одъязы ки » (субкоды) отдельны х подсистем си м волизм а (хотя, разум еется, в истории русского символизма не все эти возм ож н ы е ком бинации р е а л и зу ю т с я ).
Символистский «панэстетизм» в русской л и т ер ату р е п р о яви л ся в трех основных в ар и ан тах :
1) «панэстетическое» н ач ал о (в том числе — д остаточн о
часто — и в форме «антиэстетического») р е з к о п р о т и в о п о с т а в л е н о любой внеэстетической реальности и является ее «антиподом», « б у н т о м » против нее. Р ав н ы м об разом
«панэстетическое» противостоит и этике (ср. термин А. Ханзена- Л ёв е «дьяволический си м вол изм »), и истине. Единственное его воплощ ение — внутренний мир «я»;
2) мир «панэстетического» мыслится у т о п и ч е с к и — как сила, п р е о б р а з у ю щ а я внеэстетическую реальн ость (в по
следней, ка к правило, в этом случае подчеркивается ее потен
ц и а л ь н а я причастность высоким н а ч а л а м б ы ти я); противо
п оставленность этического и «панэстетического» частично сни
м ается: К расо та ф ормирует новый мир, куда войдет и добро;
об ъ е к ти в н а я истину безусловно принимается к а к «истина о Красоте» — основе мироздан ия;
3) «панэстетическое» в ф орм ах красоты и гармонии п ред стоит ка к вы сш ая ценность, но ее противопоставление « р е а л ь ности» зам етн о ослаблено, т . к . «прекрасное» либо о т г о р о ж е н о от внеэстетической реальности, и збегает ее, ж и в я по собственным зак он а м , либо в самой «милой ж и зн и » о б н а р у ж и в а ю т с я ч е р т ы э с т е т и ч е с к о г о ; вопросы соотно
шения К расоты с Д о б р о м и с «онтологической» истиной, ка к правило, не ставятся.
Н етрудно зам етить, что п ервая из этих подсистем (« б у н тар ский панэстетизм») р еали зуется «декадентством», вторая
(«утопический панэстетизм») — творчеством «м л ад ш и х си м во
листов», третья («самоценный эстетизм») — той «модернист
ской» периферией символизма, которая св я за н а с п р е д с т а в л е ниями о «чистой» К расоте.
О д н ако в реальной истории н ап рав л ен и я выделенны е под
системы н е р а с п о л а г а ю т с я в х р о н о л о г и ч е с к о й п о с л е д о в а т е л ь н о с т и . Уже в 1890-х гг. в с е о н и сосу
ществуют в р а м к а х ф ормирую щ егося «нового искусства».
О д н о в р е м е н н о с «д екадентам и » (сб. «Р усские символис
ты», первые книги стихов Брю сова, « N a tu r a n a t u r a n s . N a tu r a n a t u r a t a » A. M. Д о б р о л ю б о в а и др.) выступает группа симво
листов «Северного вестника», д л я «картины мира» и поэтики которых в той или иной степени характерн ы :
— отсутствие «декадентского» отож дествлени я К расоты (или др. вари ан тов «панэстетического» и д е ал а) с внутренним миром
«я»: идеал воспринимается к а к объективно идеалистический, ста нов ящ ий ся в истории и реали зуем ы й в эсхатологической си
туации «конца света»;
— отсутствие «декадентского» противопоставления Красоты Добру, «дьяволи зац и и» красоты (п равда, последняя ярко в ы р а ж ен а в л и р и к е 3. Гиппиус и Ф. С ологуба 1890-х гг., но почти не х а р а к т е р н а д л я их п розы этих л е т ). Н а ч а л а К расоты и Д о б р а р ас см а тр и в аю тс я к а к ценные в аспекте г р я д у щ е го «син
т е з а Истины, Д о б р а и К расоты», но неполноценные (чреваты е
«б езд нам и » односторонности) в своей исторической (прошлой и настоящ ей) раздельности;
— представление о К расоте, к а к силе, п р е о б р а з у ю щ е й мир, а не только в р аж д еб н о й ему;
— установка на «синтез» всей мировой культурной традиции в р а м к а х «нового искусства» (в отличие от «декадентской» кон фронтации с реа ли зм ом XIX в. и преимущественной ориентации на западно-европейский с и м в ол и зм );
— с л а б а я вы раж ен н ость в 1890-х гг. собственной п рограм м ы
«ж изнетворчества» (в отличие от демонстративно « ж и зн етв о р ческого» поведения « д е к а д е н т о в » );
I — ф орм и рован ие поэтики символов (в отличие от импрессио
нистической поэтики «декадентов») и т. д.
Эта подсистема, глубоко родственная, ка к уж е отмечалось,
«м л ад ш е м у символизму» н а ч а л а 1900-х гг., с о зд а л а так и е свои в аж н ей ш и е тексты, ка к две первые части трилогии о Христе и антихристе, дилогию «Л. Толстой и Достоевский», «Т яж ел ы е сны» и написанный в 1892— 1902 гг. «М елкий бес» Ф. Сологуба и др., и м е н н о в п е р в о е д е с я т и л е т и е ж изни н а п р а в ления.
Тогда ж е — в 1890-х гг. — выступает и ряд авторов, в чьих творчестве и в згл яд ах реали зуется третья из описанных выше подсистем символизма. О х а р а к т е р и зо в а т ь ее несколько сложнее, т. к. он а, к а к ука зы в ал ос ь, р а с п о л аг а ется в это время на п ери ферии н ап равл ен ия, отл и чаясь пестротой, отсутствием собствен
ных форм сплочения и гранича порой с пред- и околосимво- листской литературой (с «чистым искусством» ш колы Фета, с пессимизмом «философской поэзии» 1880 — нач. 1890-х гг.
и д р .). И з поэтов здесь можно назвать, например, М. Л о х в и ц кую, в известной степени — молодого К. Б ал ь м о н т а (уж е о то
шедшего от поздненароднических настроений) и др. « П а н э с т е тизм» р ассм атрив аем ой подсистемы п роявл яется именно как
«эстетизм» — культ красоты (природы, «страстей») по п реи м у
ществу. Эстетизированны й инди ви дуали зм ослаблен. Н а и б ол ее ж е существенны, т а к ск азать , негативные признаки этой п од системы на фоне первых двух: «красота» здесь выступает не ка к бунт против «обыденного», но и не ка к сила, способная «мир спасти», а ка к статический, самодостаточный и зам кн уты й в себе мир «сказки», у д ал я ю щ и й ся от «были». К а к ясно из с к а занного, эстетически эта подсистема си м в ол изм а наиболее консервативна; в основном, в 1890-х гг. она р а зв и в а е т т р а д и ции «чистой» лирики I l -й половины века.
И так, все три основные в а р и а н т а символистской «п ан эсте
тической» «картины мира» и поэтики с ф о р м и р о в а л и с ь п р а к т и ч е с к и о д н о в р е м е н н о . П оэтому все н азв ан н ы е подсистемы, кроме причастности к символизму в целом и своей
индивидуальной специфики, х ар а к тер и зу ю тся и тем, что они об разую т некое новое — «эпохальное» единство — символизм 1890-х гг. Н а ли ч и е таких — определенных временем — под
систем исключительно важно, и именно при их описании н аи более зам етн а связь н ап равл ен ия с социальны ми коллизиями эпохи и ее социопсихологической и социокультурной атм осф е
рой (1890-е гг. к а к «реакц ия»),
«Э п охал ьн ая» общность, с одной стороны, п о р о ж д ает сход ства в «картине мира» всех трех подсистем (в основном, с в я зан н ы е с «прагматикой» и эмоциональной окраской тек ста):, во всех подсистемах символизма «реакция» и «б урж уазн ость»
эпохи воспринимаются ка к «поругание красоты» (Ф. С ологуб);
отношение к действительности окраш ен о в тона (зачастую «со
зерцательного») пессимизма, эстетического «неприятия мира».
С другой стороны, очевидно, что эти общие черты символизма 1890-х гг. наиболее отчетливо отрази л и сь именно в картине мира
«декадентов», где «неприятие мира» и эстетический бунт с т а новятся универсальны ми. Это и сд ел ал о «декадентскую » под
систему наиболее зам етной (хотя бы и ск ан д а л ь н о зам етн ой),
«представительной» — и д о м и н а н т н о й — в первое д еся ти летие ж изни русского символизма («доминантность» и в д а л ь нейшем будет св я за н а с тем, что к акая -то из подсистем рус
ского символизма наиболее отчетливо о трази т «приметы в р е мени», проникаю щ ие в творчество всех символистов данного п ери ода). И так, 1890-е гг. — период д оминирования « д ек а д е н т
ской» разновидности сим волизм а над другими его подсисте
мами.
Т а к а я структура символизма 1890-х гг. об усл ов ли в ает х а рактер последующей эволюции н аправления. Эволюция эта будет протекать как п ар ал л ел ь н о е (хотя, конечно, и не точно совп адаю щ ее «по ф азе») развитие двух основных тенденций:
1) смена доминирующих подсистем. Подобно тому, к а к в эпоху реакции о б щ е с и м в о л и с т с к о е «неприятие мира»
вынесло на поверхность «декадентские» тенденции, в годы н а двигаю щ ейся революции о б щ е с и м в о л и с т с к о е ж е «при
нятие мира» наиболее отчетливо отрази лось в мистико-эстети- ческой у т о п и и с ее эсхатологией и ож и д ан ием «неслыханных перемен». Это сд ел ало доминантной ту (вторую) подсистему символизма, которая в 1890-х гг. бы ла п ред ставл ен а критикой и поэзией «Северного вестника», а теперь яв и л ась в облике
«младш его символизма». С казанн ое, естественно, ни в коей мере не озн ач ал о «исчезновения» «декадентов» (В. Брюсов — признанный в ож д ь н а п р а в л е н и я ). П р о д о л ж а ю т ж и ть (а, по существу, и крепнут) «чисто» эстетические тенденции (зачастую они идентифицируются с достаточно нечетким представлением о «модернизме» и, следовательно, с «декадентством »). Эти тен
денции н аходят в ы р а ж ен и е в пари ж ск ой л ири ке М. Волошина,,
в «эстетизме» Инн. Анненского и — ка к и в 1890-х гг. — нагь более отчетливо представлены на периферии символизма.
Типологически сходные процессы видим и в символизме конца 1900-х гг., в эпоху «кризиса» н аправления. В годы С толы п и н ской реакции ка к «бунтарские», т а к и утопические потенции символистского «п анэстетизма» ока зы в аю тс я в значительной степени исчерпанными (хотя и п родол ж аю т часто возникать к а к самоповтореиия — наир., «декадентство» у Ф. С о л огуб а).
Символизм (к а к и многие другие л итературн ы е н ап рав л ен и я эпохи) переж ивает период апатии и «примирения с д ей ств и тельностью». Н а язы ке «п анэстетизма» это проявилось, с одной стороны, в стремлении к эстетизации повседневности («кла- ризм» М. К у зь м и н а), с другой — в отгораж и в ан и и сти л и зо
ванного «эстетического пространства» и зам ы к ан и и в нем (ти пичные д ля этих лет стили заторские устремления; « к л а с с и ч е ские» формы лирики Иннокентия Анненского, « зам ы к аю щ и е»
в себе внеэстетическую действительность и о тго р аж и в аю щ и е ее таким об разом от воспринимающ его созн ан и я). Хотя в этот (третий) период — н ачинаю щ ейся «деструкции» (по А. Хан- зену-Лёве) си м волизм а — картин а н ап рав л ен и я о к а зы в ае тся особенно пестрой, однако, соверш енно очевидно, что — по п ри чинам тем же, что и ранее — «доминантны м» вы ра ж ен и ем общесимволистских нап равлен ий ок а зы в а е тс я третья из в ы д е ленных выше подсистем.
2) В торая линия изменений си м волизм а с в я за н а с внутрен
ней эволюцией к а ж д о й из трех его подсистем (это д ви ж ени е и создает на ка ж д о й из ф а з р азв и тия символизма его « э п о х а л ь ную» о б щ н о с т ь ).
Так, большинство «декадентов» конца 1890 — н а ч а л а 1900-х гг. резко отходят от «созерцательности» к апофеозу
«воли» и активности, от мира «уединенной» красоты — к п р о славлению красоты города и д а ж е «толпы», от пессимизма — к «гимнам солнцу». Следует подчеркнуть, что в целом так ое миросозерцание (напр., у Брю сова и К. Д. Б а л ь м о н т а ) остается
«декадентским» (ср. А. Х анзен-Лёве, ч. I, с. X V II), поскольку красота, сила, к а к и раньше, св язы в аю тся с миром индивидуума, а эстетическое хотя и не п ротивоп оставляется этике т а к после
довательно, ка к в 1890-х гг., но ч ащ е всего устраняет, «снимает»
оппозицию «добро — зло» («протеизм» и в о л ю н та р н а я героика Б р ю со в а). В период «кризиса си м волизм а» эта ж е подсистема с б л и ж аетс я со сти лизаторским и тенденциями и эстетизмом
«примирения с действительностью».
Л иния, п ред став л ен н ая в 1890-х гг. «Северным вестником», а затем — эстетической утопией «м ладш и х символистов», на этап е «кризиса си м волизм а» о б н а р у ж и в а е т тенденцию либо р а зр ы в а т ь рам ки «панэстетического» символистского м и ро
15
ощущ ения (Б л о к ) , либо переходить на стадию « м етаси м вол из
ма» (об этом см. ниже, с. 18) и т. д.
Таким образом, «логически» символизм ока зы в ае тся п ред ставленным не шестью, а девятью «п рограм м ам и » (по терм и нологии А. Х а н зе н а -Л ёв е):
«эстетически й бунт» « эстет ическая
у топия»
«с амоце нн ый эс тет изм»
1890-е гг. I. Hi III,
1901 — 1907 h п 2 Ш 2
1908— 1910 h Из II 1,3
Однако в реальности дело обстояло еще сложнее. П р а в д а , с одной стороны, не все из этих «программ» реально актуали- зованы. Так, «самоценный» эстетизм эволюционирует горазд о более вяло, чем две первых символистских подсистемы. По сути, в его движении, видимо, мож но выделить лиш ь две фазы:
становления (1890-е — н ач ал о 1900-х гг.) и зрелости (конец 1900-х гг.); д альн ей ш ее его разви тие происходит в рам ках постсимволистских течений. « Д е к а д е н т с к а я » подсистема, у т р а тив бунтарский пафос, ка к у ж е говорилось, к периоду «кризиса символизма» практически сли вается с «чистым» эстетизмом.
Но вместе с тем р е а л ь н а я картин а эволюции символизма ока зы в ае тся и намного слож нее первоначальн о «исчисленной»
схемы.
Д о сих пор ка к бы предполагалось, что три подсистемы:
символизма, троекратн о меняясь в и зменяю щ ейся исторической ситуации, составл яю т все возм ож н ы е вари ан ты символистских
«картин мира» и их частных поэтик. Но, по сути д ел а, в исто
рии символизма д о л ж н а быть выделена еще одна — и весьма зн ач и те ль н ая — ф а з а : эпоха I русской революции (1904— 1906).
Р еволюция о тр а зи л а с ь не только в резком изменении т е м а тики символизма, в появлении социально-бытовой, со ц и ал ьн о исторической и национальной темы (что чащ е всего подч ерки вается в современном л и т ературов ед ен и и). Д л я нас особенно существенно, что в эти годы зам етн о тран сф орм и рую тс я не только какие-то п ласты символистской «картины мира», но и создается н о в ы й т и п «панэстетического» мировосприятия, к арди н ал ьн о изменяется к а к эксп лиц и тная, т а к и и м п ли ц итн ая поэтика, в том числе и х а р а к т е р символизации, в озни каю т спе
цифические формы «ж и знетворчества» и т. д. О д н ако механизм эволюции при переходе от си м волизм а н а ч а л а века к симво
16
